Все хорошо. Не надо краше.
Свежий пленэр, живой задор.
Новый узор на патронташе.
Бравый аллюр во весь опор.
Молодо смотрит лунный профиль.
Мир словно только сотворен.
И всевозможная картофель
так и цветет со всех сторон.
Единогласно из резерва
перевели б меня в стрелки,
но подо мной не конь, а зебра
скачет уставу вопреки.
Кроме того, я часто вижу
другую сторону Луны.
То-то все к ней, а не к Парижу
взоры мои устремлены.
…
Зебра моя, скачи, не падай,
слушай не робко волчий вой.
Я награжу тебя наградой,
только не падай подо мной.
Скоро ночлег, форпост, граница,
в кухне зажарят каплуна,
веки сомкну, и мне приснится,
что сам я тоже, как Луна.
Что, как она, зимой и летом,
так же имея два лица,
свечу я отраженным светом,
а он рассеивается.
Все хорошо, не надо краше.
Краше не может быть никак.
Новый узор на патронташе,
звездное небо, волчий мрак.
Шлем, да панцирь, да седло, бинт, бальзам, примочка.
Есть такое ремесло - рыцарь одиночка.
Путешествуй там да сям, выручай кого-то.
И все время действуй сам - вот и вся работа.
Одинокий паладдин жалости достоин.
Всем известно, что один - во поле не воин.
Что же гонит вдаль его, где сидит пружина?
Может, просто он - того - вот и вся причина?
Право, если рассудить - это ж сумасбродство,
Плетью обух колотить - что за донкихотство?
Смертным потом изойдешь - никакого толка.
Просто сгинешь ни за грош - вот и вся недолга.
А он скачет напролом, храбро и наивно,
Драться с подлостью и злом, а то жить противно.
И ни славы никакой, ни наград не надо.
Что поделать - он такой - вот и вся баллада.
Впереди темным темно, впереди - засада.
Впереди… А, все равно - дальше ехать надо!
…ты все меняешь тем, что ты чужая,
а создаешь в душе моей тепло,
но жизнь моя - подруга не простая
- затягивает вновь под колесо…
Все рождаются лёгкими и парящими,
С огромным запасом и способностями Восприятия, как пустая губка.
Но
Постепенно наша форма становится
Фиксированной нашими представлениями
О себе и тяжёлой от груза опыта.
И только любовь, хоть и на время,
Способна разрушить
Жёсткие каркасы, и цепи якорей.
Какие глупости порой на ум приходят,
Что будто сами мы судьбу свою вершим
И в нашей жизни бренном хороводе
Плевать на все с самосознания вершин.
Фиг вам друзья, закономерность свыше
А потому, уймите свою спесь
Кому какой придерживаться ниши
Кому подняться, а кому и сесть.
И счастье, относительно несчастья
Здоровый, относительно к больным
Покой в душе, он относителен к напастям
И добрый, относителен ко злым.
Нет, я не богослов, а атеист напротив
Пост не блюду и в церковь не хожу
И по своей, Фальшбортовской породе
Лишь мнением Энштейна, дорожу.
Закружила меня карусель
хоровод из тепла и стужи.
за окном замерзает капель,
под колесами скользкие лужи.
ветер листья последние рвет.
он без спроса в душу влетает.
то унылые песни поет,
то свистит или шумно вздыхает.
на него нет обиды во мне
для ответа секретного нужен.
пусть расскажет и мне и луне,
кем зимою я буду простужен.
Пальцы руки не умеют говорить. Но порой их жесты яснее всяких длинных речей.
Все что мы ищем в других мировоззрениях
Так это только отражения своего, и если оно
Подвергается угрозе,
Независимо от того
Насколько они интересны, сильны, красивы и
Миролюбивы
Присваивается маркер: чужой, глупый, враждебный.
Я сам незнамо что. Ни то, ни это.
Ни либерал, ни ультра-патриот.
Юрист, изображающий поэта.
По году - пёс. В мечтах - помойный кот
Гулящий, обожающий свободу,
Наделавший котят и тут, и там.
В реале - вечно дующий на воду
Трусливый и довольно злобный хам.
Но я себя не выхлебал до донца.
Бог весть, что там лежит на самом дне
С рождения не видевшее солнца.
Ужасное? Прекрасное? Во тьме
Моей дерьма, наверное, с избытком.
И не дерьмо, возможно, тоже есть.
Про бесов не скажу. Была отчитка,
Но как-то без последствий. Дурь и спесь,
Конечно, тоже где-то там по венам
Текут, бурля. Куда же мне без них.
Но точно нет любви к тюремным стенам
В моём паскудстве злом, а этот стих
Не высветит ни благость, ни пороки.
Я, как и был, останусь сам в себе
Невыясненным вовсе. Эти строки
Не скажут вам ни слова обо мне…
Кто знает цену хлеба, тот не выбросит остатки в ведро, а засушит на сухари.
Пейзаж в деревянной раме,
В обрамлении старых штор:
Подсвеченный фонарями
Усталый темнеющий двор;
Месяц несмело, неловко
Выходит на небосвод;
Ночь, как чёрная драпировка,
К земле ниспадает с высот.
Слова появляются сами
В хрустально-стальной тишине,
И проза идёт стихами
В ночи, в темноте, во мне.
От конкурсов всяких глаза покраснели…
Закончились мысли. Как следствие, -сплин…
Сидят чьи-то славы на срубленной ели
И горькую пьют, отказавшись от вин.
А к славам гурьбою идут словобранцы…
Не ель их волнует, - дерЕв пОлон лес,
Заботят их те, кто увёл у них шансы,
На землю спустив нелюбезно с небес.
На славах кафтаны, сапожки из кожи…
-Не жирно ли вам?!- словобранцы не льстят,
А корчат нарочно страшенные рожи,
И тапки бросают, и овощи: мстят.
От конкурсов щёки, глаза покраснели,
Мозги подустали, как следствие, - плач.
Сидят чьи-то славы на срубленной ели,
А рядом- гурьба- неизменный палач.
Работаю педагогом, мне 25 лет. Пришла на урок к частному ученику уставшей и невыспавшейся. Всю ночь думала о смысле своей профессии, о цели в жизни. Мальчик (11 лет) спросил:
- Что с вами?
Я говорю:
- Не выспалась. Думала, в чём же смысл жизни…
На что мальчик ответил очень просто и осознанно:
- Я просто живу и стараюсь помогать жить другим.
Вот так всё встало на свои места.
Что там на завтра с прогнозом свободы?
Солнечно? Ветрено? Некуда жить?
Или всего лишь насмешка природы.
Капельки лжи…
Где там барометр нашей печали?
Буря? Безумие? Великая сушь?..
Тонкая стрелка расскажет едва ли
о бесконечном кружении душ.
Тонкая нить уходящего года,
переходящая медленно в снег.
Бремя надежды и бремя свободы…
И от себя безупречный побег.
Остался разговора вкус под ложечкой
И сгорбленная старая скамья,
Которая страдала,
Как надоевший друг,
Пока мы уходили
В разрез из дыма
На платье осени.
Остался разговора вкус под ложечкой
И горе, запертое в кладовую…
Дыхание любви на стёклах лужиц,
Дымок от чая с мятой в голове,
Кряхтенье самовара,
Истома кошки, на охрипших половицах
Сладко потянувшейся.
Остался разговора вкус под ложечкой
И терции печального псалма,
Идущие по краю сердца
Ножками босыми…
Мятежность молчаливая
И угловатая, в изломах крыльев,
Со взором тонущим, -
Фигура сильная души,
Что величают Русской.
9 сентября 2002 года