Жить - это неудачно кроить и беспрестанно латать, - и ничто не держится (ничто не держит меня, не за что держаться, - простите мне эту печальную, суровую игру слов).
Когда я пытаюсь жить, я чувствую себя бедной маленькой швейкой, которая никогда не может сделать красивую вещь, которая только и делает, что портит и ранит себя, и которая, отбросив все: ножницы, материю, нитки, - принимается петь. У окна, за которым бесконечно идет дождь.
Мой день беспутен ин нелеп:
У нищего прошу на хлеб,
Богатому даю на бедность,
В иголку продеваю - луч,
Грабителю вручаю - ключ,
Белилами румяню бледность.
Мне нищий хлеба не дает,
Богатый денег не берет,
Луч не вдевается в иголку,
Грабитель входит без ключа,
А дура плачет в три ручья -
Над днем без славы и без толку.
Марина Цветаева
x x x Август - астры,
Август - звезды,
Август - грозди
Винограда и рябины
Ржавой - август!
Полновесным, благосклонным
Яблоком своим имперским,
Как дитя, играешь, август.
Как ладонью, гладишь сердце
Именем своим имперским:
Август! - Сердце!
Месяц поздних поцелуев,
Поздних роз и молний поздних!
Ливней звездных
Август! - Месяц
Ливней звездных!
7 февраля 1917
Нет, с тобой, дружочек чудный,
Не делиться мне досугом.
Я сдружилась с новым другом,
С новым другом, с сыном блудным.
У тебя - дворцы-палаты,
У него - леса-пустыни,
У тебя - войска-солдаты,
У него - пески морские.
Нынче в море с ним гуляем,
Завтра по лесу с волками.
Что ни ночь - постель иная:
Нынче - щебень, завтра - камень.
И уж любит он, сударик,
Чтобы светло, как на Пасху:
Нынче месяц нам фонарик,
Завтра звезды нам лампадки.
Был он всадником завидным,
Милым гостем, Царским Сыном, -
Да глаза мои увидел -
И войска свои покинул.
10 ноября 1918
Непонятный учебник,
Чуть умолкли шаги, я на стул уронила скорей.
Вдруг я вижу: стоит у дверей
И не знает, войти ли и хитро мигает волшебник.
До земли борода,
Темный плащ розоватым огнем отливает…
И стоит и кивает
И кивая глядит, а под каждою бровью - звезда.
Я навстречу и мигом
Незнакомому гостю свой стул подаю.
«Знаю мудрость твою,
Ведь и сам ты не друг непонятным и путаным
книгам.
Я устала от книг!
Разве сердце от слов напечатанных бьется?"
Он стоит и смеется:
«Ты, шалунья, права! Я для деток веселый
шутник.
Что для взрослых - вериги,
Для шалуньи, как ты, для свободной души -
волшебство.
Так проси же всего!"
Я за шею его обняла: «Уничтожь мои книги!
Я веселья не вижу ни в чем,
Я на маму сержусь, я с учителем спорю.
Увези меня к морю!
Посильней обними и покрепче укутай плащом!
Надоевший учебник
Разве стоит твоих серебристых и пышных
кудрей?"
Вдруг я вижу: стоит у дверей
И не знает, уйти ли и грустно кивает
волшебник.
Откуда такая нежность?
Не первые - эти кудри
Разглаживаю, и губы
Знавала темней твоих.
Всходили и гасли звезды,
Откуда такая нежность? -
Всходили и гасли очи
У самых моих очей.
Еще не такие гимны
Я слушала ночью темной,
Венчаемая - о нежность! -
На самой груди певца.
Откуда такая нежность,
И что с нею делать, отрок
Лукавый, певец захожий,
С ресницами - нет длинней?
Марина Цветаева
* * *
Не знаю вас и не хочу
Терять, узнав, иллюзий звездных.
С таким лицом и в худших безднах
Бывают преданны лучу.
У всех, отмеченных судьбой,
Такие замкнутые лица.
Вы непрочтенная страница
И, нет, не станете рабой!
С таким лицом рабой? О, нет!
И здесь ошибки нет случайной.
Я знаю: многим будут тайной
Ваш взгляд и тонкий силуэт,
Волос тяжелое кольцо
Из-под наброшенного шарфа
(Вам шла б гитара или арфа)
И ваше бледное лицо.
Я вас не знаю. Может быть
И вы как все любезно-средни…
Пусть так! Пусть это будут бредни!
Ведь только бредней можно жить!
Быть может, день недалеко,
Я всe пойму, что неприглядно…
Но ошибаться -- так отрадно!
Но ошибиться -- так легко!
Слегка за шарф держась рукой,
Там, где свистки гудят с тревогой,
Стояли вы загадкой строгой.
Я буду помнить вас -- такой.
Севастополь. Пасха, 1909
Не думаю, не жалуюсь, не спорю.
Не сплю.
Не рвусь
ни к солнцу, ни к луне, ни к морю,
Ни к кораблю.
Не чувствую, как в этих стенах жарко,
Как зелено в саду.
Давно желанного и жданного подарка
Не жду.
Не радует ни утро, ни трамвая
Звенящий бег.
Живу, не видя дня, позабывая
Число и век.
На, кажется, надрезанном канате
Я - маленький плясун.
Я - тень от чьей-то тени. Я - лунатик
Двух темных лун.
******
Солнцем жилки налиты - не кровью -
На руке, коричневой уже.
Я одна с моей большой любовью
К собственной моей душе.
Жду кузнечика, считаю до ста,
Стебелек срываю и жую…
- Странно чувствовать так сильно
и так просто
Мимолетность жизни - и свою.
Руки люблю
Целовать, и люблю
Имена раздавать,
И еще - раскрывать
Двери!
- Настежь - в темную ночь!
Голову сжав,
Слушать, как тяжкий шаг
Где-то легчает,
Как ветер качает
Сонный, бессонный
Лес.
Ах, ночь!
Где-то бегут ключи,
Ко сну - клонит.
Сплю почти
Где-то в ночи
Человек тонет.
27 мая 1916
Циник не может быть поэтом
Юноша, мечтающий о большой любви, постепенно научается пользоваться случаем
Мечтать ли вместе, спать ли вместе, но плакать всегда в одиночку
В мире ограниченное количество душ и неограниченное количество тел
Знаете для чего существуют поэты? Для того, чтобы не стыдно было говорить самые большие вещи
Когда вы любите человека, вам всегда хочется, чтобы он ушел, чтобы о нем помечтать
Истинный палач, палач средневековья, - тот, кто имел право обнять свою жертву, тот, кто дарует смерть, а не отнимает жизнь
Если есть в этой жизни самоубийство, оно не там, где его видят, и длилось оно не спуск курка, а двенадцать лет жизни
Мне плохо с людьми, потому что они мешают мне слушать мою душу или просто тишину
Шутим, шутим, а тоска все растет, растет
Всякая любовь - сделка. Шкуру за деньги. Шкуру за шкуру. Шкуру за душу. Когда не получаешь ни того, ни другого, ни третьего, даже такой олух-купец как я прекращает кредит
Ложь. Не себя презираю, когда лгу, а тебя, который меня заставляет лгать
Громким смехом не скроешь дикой боли
Под таким взглядом могли бы созреть персики в вашем саду
Мне каждый нужен, ибо я ненасытна. Но другие, чаще всего, даже не голодны, отсюда это вечно-напряженное внимание: нужна ли я?
У моды вечный страх отстать, то есть расписка в собственной овечьести
Я не хочу иметь точку зрения. Я хочу иметь зрение
Можно шутить с человеком, но нельзя шутить с его именем
Женщина, не забывающая о Генрихе Гейне в тот момент, когда в комнату входит ее возлюбленный, любит только Генриха Гейне
Бонапарта я осмелилась бы полюбить в день его поражения