Мир прекрасен! На все благородно взерай нам для жизни господ подарил этот рай, за без домность, которую друг не осудит горкими словами упрека ты нас не карай
От любви к тебе сердце скорбит все сельней руку помощи, боже, дай в скорби моей если в чём-то в делах я тебе не достоин для меня-то есть вся благодати твоей.
Вольно миг один живём на свете, не горюй, что рок нам ставит сети, ибо тело нашего основа: Искра, капля, легкий прах и ветер
Жизнь сотворивши, смерть ты создал в след за тем, на значил гибель ты своим созданьям всем, ты плохо их слепил, но кто ж таму виною? А если хорошо ломаешь их зачем…
Ты словно роза так красива и восхитительна до слёз так будь всегда не повторимой и самой яркой среди роз.
Этот мир - эти горы, долины, моря -
Как волшебный фонарь. Словно лампа - заря.
Жизнь твоя - на стекле нанесенный рисунок,
Неподвижно застывший внутри фонаря.
(Перевод: Г. Плисецкого)
В одно окно смотрели двое. Один увидел дождь и грязь.
Другой - листвы зелёной вязь, весну и небо голубое.
В одно окно смотрели двое.
Луноликая! Чашу вина и греха
пей сегодня - на завтра надежда плоха.
Завтра, глядя на землю, луна молодая
не отыщет ни славы моей, ни стиха.
От нежданного счастья, глупец, не шалей.
Если станешь несчастным- себя не жалей.
Зло с добром не вали без разбора на небо:
Небу этому в тысячу раз тяжелей!
Если истину сердцу постичь не дано
для чего же напрасно страдает оно?
Примирись и покорствуй бесстрастному року,
ибо то, что предписано, - сбыться должно!
Пощади меня, боже, избавь от оков!
Их достойны святые - а я не таков.
Я подлец - если ты не жесток с подлецами.
Я глупец - если жалуешь ты дураков.
Я пришел - не прибавилась неба краса,
Я уйду - будут так же цвести небеса.
Где мы были, куда мы уйдем - неизвестно:
Глупы домыслы всякие и словеса.
Так как разум у нас в невысокой цене,
Так как только дурак безмятежен вполне -
Утоплю-ка остаток рассудка в вине:
Может статься, судьба улыбнется и мне!
Переводчик Герман Плисецкий:
«Стихи такого поэта, как Омар Хайям, возможно, не нуждаются в предисловии.
Но поскольку время его творчества отделено от нас восемью веками, я решаюсь добавить несколько слов от себя.
Мне хочется рассказать о том, как постепенно менялось моё собственное представление о переводимом поэте. Сложный поэт нередко упрощён. У многих, и у меня в том числе, сложился образ этакого весёлого старца, между делом изрекающего истины. Несоответствие этого шаблона истинной поэзии Хайяма я почувствовал уже при работе над первыми четверостишиями. И постепенно сквозь стихотворные строки стал проступать облик совсем другого человека.
Спорщик с Богом, бесстрашный ум, чуждый иллюзий, учёный, и в стихе стремящийся к точной формуле, к афоризму. Каждое четверостишие - уравнение. Одна и та же мысль варьируется многократно, рассматривается с разных сторон. Посылки всё те же, а выводы порой прямо противоположны. Есть в этих крайностях высшее единство - живая личность поэта, примиряющая любые противоречия…
Хаям на протяжении своей долгой жизни постоянно возвращался к важным для него мыслям, пересматривая их снова и снова, так и мы, будем ещё не раз возвращаться к его творчеству, казалось бы, столь ясному и понятному, но каждый раз открывающему новые возможности, новую точку зрения…»
Взгляни же: я жил во Вселенной.
Но выгод не ведал мирских.
Я мучился жизнью мгновенной,
Но благ не познал никаких.
Горел я, как светоч веселья.
Погас, не оставив следа.
Разбился, как чаша похмелья,
В ничто обратясь навсегда.
С приходом сияния нового дня
днем меньше осталось у вас и меня,
ах, дни озоруют и век наш воруют
при свете ярчайшего в мире огня.
Мир чреват одновременно благом и злом:
все, что строит, - немедля пускает на слом.
Будь бесстрашен, живи настоящей минутой,
не пекись о грядущем, не плачь о былом.
Небо, может быть, к нам подобреет, даст бог,
Несговорчивый, станет сговорчивым рок,
Но, увы, не воскреснут друзья дорогие.
Жизнь прошла-кто же вспять повернет нам поток?